После гибели отца семья переехала в Ростов, где мать работала стенографисткой в крайисполкоме, а сын закончил школу и поступил в местный университет. Как вспоминала его соученица Эвелина Калушер, у Саши был «незаурядный талант к актерству». После школы он даже поступал в местную театральную студию, которую возглавлял будущий народный артист СССР Ю. Завадский. Среди школьных друзей она отмечала Лиду Ежерец и Шуру Кагана. Завершим первый штрих парой интересных документов. В журнале «Студенческий меридиан», N 7, 1990 г. была воспроизведена фотокопия школьного аттестата, выданного 22 июня 1936 г. Наркомпросом РСФСР Солженицыну АЛЕКСАНДРУ ИСААКОВИЧУ. А на соседней странице - его собственноручное заявление от 8 июля 1936 г. директору РГУ с просьбой о зачислении в студенты. И здесь он подписывается уже Александром Исаевичем. Под сим именем Солженицын вошел во все последующие справочники. Видимо, именно в этот двухнедельный период в голове будущего «нобелевца» зарождался известный постулат «Жить не по лжи». Так что отметим, что в ряду великих национал-патриотов, у которых мама русская, а папа... Исаак, Жириновский отнюдь не первый.
Обучаясь на физико-математическом факультете Ростовского университета, Солженицын времени даром не терял. Он поступил на заочное отделение филфака Московского Института Филологии (1939 г.), стал сталинским стипендиатом (1940 г.), женился на студентке Наталье Решетовской. Приятель Николай Виткевич вспоминал интересный эпизод: путешествуя по Кавказу, они однажды заглянули в Гори посетить музей Сталина. Он оказался закрытым. Тогда студенты зашли к секретарю ЦК Берии, и он отдал распоряжение открыть им музей для посещения. Вспомним, что всё это происходило в разгар «жутких сталинских репрессий». В студенчестве же Солженицын начал сочинять рассказы и весной 1941 г. даже получил сочувственный отклик от Б. Лавренева.
Началась Великая Отечественная война. Мобилизация, краткосрочные курсы ЛАУ в Костроме, фронт. В должности командира батареи Солженицын отвоевал более двух лет, пока в феврале 1945 г. не был арестован. В истории этой много неясного. Сам Солженицын рассказывает, что замели его за антисталинские ругательства, которыми он обменивался в переписке с фронтовым другом Н. Виткевичем, и признает: «Не хватало все-таки ума сообразить... Ну, не на что обижаться, что дали срок» (из интервью 1992 г.). Хотя, чего уж соображать 26-летнему капитану: ругать Верховного Главнокомандующего во время войны? Да еще в военной переписке, заведомо подвергаемой цензуре! Разве он не понимал, что подставляет не только себя? Поневоле воспримешь с доверием версию о «самодоносе», которую выдвинул в 1976 г. чешский журналист Т. Ржезач, позже ее изложил в своих неопубликованных мемуарах Л. Самутин, бывший власовец, один из «соавторов» Солженицына, а в 1998 г. российский журналист О. Давыдов. В «Архипелаге ГУЛАГ», описывая следствие и свое поведение на нем, Солженицын становится очень невнятен. Зато из выступлений К. Симоняна, Н. Виткевича можно узнать, что на следствии он заложил буквально всех: и Виткевича, который «с 1940 г. систематически вел антисоветскую агитацию», и Симоняна, который, оказывается, «враг народа, непонятно почему разгуливающий на свободе», и свою жену Н. Решетовскую, и школьную подругу Л. Ежерец, и даже случайного попутчика в поезде, некоего моряка Власова. Правда, посадили только прямого адресата - Виткевича. Когда много лет спустя профессор К. Симонян выступил с открытой критикой взглядов Солженицына, тот в ответ публично сожалел в строках «Архипелага»: «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили! Сколько ты потерял!» (том I, гл. 3). В интервью 1992 г. Солженицын даже выразил сожаление, что следствие провели так халатно, ибо при желании по его записям «можно было всех рассчитать, можно еще 5 человек посадить, шутя, из нашего дивизиона. Ну а следователю лень читать, дураку».